Потом как-то долго ничего не встречалось, и только километров через десять он вышел к постройкам. Вечерело уже. Указатель «Ракитинский карьер». Пять домов, два из них не достроены. Безлюдно. Официантка в столовой выслушала его сетования на безденежье, и отправила мыть руки. Когда он вернулся в пустой зал, на столе дымилась миска борща, и горкой лежал нарезанный хлеб. Принялся за дело.
Пока управился, пришел дядька, назвался директором карьера и принялся уговаривать остаться у них. Зарплата так себе, после офицерского оклада, так вообще смешная, зато питание, спецодежда, жилье. Гошка на счет своих физических кондиций сильно не заблуждался, труд землекопа, грузчика или откатчика его не вдохновляет. Дворником он бы пошел.
Дворники тоже нужны. Вернее, нужен, а то ведь нет совсем. Условия те же. Но околоточного к ним пока не направили, так что командовать им некому.
Ну, это не проблема. Сообразит, не маленький. Главное — легкий труд на свежем воздухе. Получил квартирку на первом этаже — чуланчик, прихожая и санузел. При нужде можно и для кухонных надобностей уголок оборудовать. Весь второй этаж — комнатка двенадцать метров. На одного вообще хоромы. Спецовка, два комплекта постельного белья, матрас с подушкой и одеяло. Все новенькое. Отписал письма Луену, Го, и губернатору, о том, где его теперь искать, если понадобится.
Выспался, позавтракал, и за дело. Народ еще только на работу потянулся, а он уже ковыряется. Критику в свой адрес слушает, с людьми знакомится. Тут вообще-то не вполне ясно, что дворнику делать. Никакого твердого покрытия, чтобы мести, никаких газонов, чтобы стричь или косить. Кучи строительного мусора, тропы, пучки весенней травы.
Начал с изучения структуры мусорных куч. Очень много щепы, опилышей, обрубков. Все сырое, погружается в грунт, подгнивает. На Земле бы разровняли бульдозером, засыпали черноземом, да травку посеяли. С лопатой, вилами, граблями и одной парой рук эта схема неосуществима. Принялся все деревянное носить под окно столовой, и раскладывать не толсто, на просушку. Тут приличная площадка, которую непременно замостят впоследствии, а пока она ему послужит для подготовки хлама к сжиганию.
Из нижнего слоя мусорных куч начали выковыриваться камни, так он их тоже не оставлял без внимания, подтаскивал к той же столовой и выкладывал дорожку к домам, точно накрывая тропинку. Поскольку щебень и песок откопались все в тех же кучах, причем в идеально смешанном виде, подсыпать и выравнивать было нетрудно. Метра полтора мощеной дорожки к вечеру образовалось. После ужина вдруг увидел, что один из рабочих пытается аналогичную затею реализовать у своего крыльца. Помог, он то уже наловчился. И еще один парень стал подносить камушки, совсем хорошо дело пошло.
Так день за днем, то с помощниками, то один, сам не заметил, как все нужные дорожки вымостились. Плитняк с умом положенный образовал неплохую поверхность. Не паркет, но колесо тачки катится. Мест двадцать переложил не по разу, но устойчивости камней добился, даже кромочку соорудил из остатков пиленого камня, оставшегося после строителей. На верхосыточку замостил перрон у железной дороги. Узенько, но опрятно. Людей здесь негусто. В карьере добывается марганцевая руда. Ее много, она хорошего качества. Работает один паровой экскаватор и на вскрыше и на погрузке. Но ручного труда тоже немало. Каждый день паровозик откатывает два полных вагона и один почтово-багажно-пассажирский. Потом этот состав возвращается.
Деревянный мусор из неопрятных куч, на тележке тоже стал убираться веселей. За неделю управился. Гошка так разохотился, что даже устроил площадку, где складировал остатки камня. Песок и щебень ушли в ямки, даже не хватило. Привез вагонетку из карьера, и ту всю истратил. Не спешил, не мешкал, работал в охотку. Когда строители завершили оба недостроенных дома, вокруг них уже был порядок.
Без огорчений не обошлось. Загорелся деревянный хлам у столовой. Да так весело, что когда Гошка примчался, пылала уже четверть складированного. Ветер сильно способствовал распространению пламени дальше. Оценив ситуацию, не стал метать икру и таскать верами воду, а, вооружившись вилами, придал процессу упорядоченность. Все равно ведь собирался все это спалить, в конце концов. Завершилось мероприятие ровным прямоугольником золы примерно пятнадцать на сорок метров.
С косьбой у него не ладилось. Мучился, отбивал косу, точил, регулировал. Получалось удовлетворительно, если медленно. А чуть быстрее — и сразу неважно. Пропуски, сбитые макушки. Срамота. Так что попершая после дождиков по летнему теплу трава занимала основную часть времени, отбирала кучу сил. Радовало его только пятно выжженной земли перед кухней. Своей первозданной чернотой, плавно переходящей в серость.
Оказалось ненадолго. Вдруг он обнаружил, что по всей поверхности сквозь прибитый дождем слой почерневшего от влаги пепла проклюнулись ростки. Частой такой ровненькой щеточкой. Глядя на это безобразие, он услышал из окна кухни голос поварихи тети Шуры.
— Нам это на ручном прессе не передавить. И флягу из-под светильного масла на базу погодим возвращать.
Ого, так это у него сразу шесть соток хвоща стрельчатого в открытом грунте! Перемножив метры на килограммы, Гошка сообразил, что одной флягой дело не обойдется. Голова сразу заработала, и он помчался к себе чертить и считать. Становилось очень интересно.
До дома Луена от карьера всего двенадцать километров. Это если напрямки, по карте. Железной дорогой до околотка Кузьмы — сорок без малого. Сначала до развилки, на которой он, возвращаясь из уездного городка, неверно повернул, а потом почти назад. Но есть тропа, по которой можно дойти за три часа. Лесной обходчик показал Гошке короткую дорогу.